...

[yoganoy]

нас учили другому: прощай, отпускай, не бей
(ну хотя б - не в рожу)
и всегда подставляй - не щеку, но, может, руку -
чтоб подняться, помочь, аккуратно и осторожно.
нас учили такой, понимаешь, штуке:
мир не-од-но-зна-чен, не черно-бел.

мы придумывали злодеев - таких, чтоб сложно.
чтобы трудное детство и юность, красивая память, надрыв и боль,
чтоб звучала мелодия - флейта, чуть-чуть гобой,
в общем, великолепие, драма в сто тысяч слов.

мы же книжные дети, мы помним иное зло,
хоть того же седого Кощея с запрятанною иглой,
в зайце, в утке, в яйце, в золотом ларце,
(бесконечно влюбленного в Василисину ложь -
какая глупая блажь!)
помним бедного Скруджа, застрявшего меж банкнот, котировок, цен,
бело-Снежную Королеву в своем ледяном дворце,
в феврале, как в тугом венце,
отпустившую Кая, поскольку зачем он нужен?
дашь ему хоть игрушки, хоть кубики - он зевает,
не умеет ни кофе варить, ни готовить ужин.

даже рыцарь с сердцем из камня однажды имел свое, настоящее, огневое.
даже жуткая Морра мечтает согреться - под пледом и с головою.
а чудовище под диваном, а хищные львы в саванне...

это сказки. на самом деле так не бывает.

настоящее зло - без сомнения на лице,
и когда оно видит цель,
для него остальное - препятствие, ерунда, даже если оно живое
(особенно если оно живое).
знаешь, вирус чумы - он ведь тоже не создан для разговоров,
для дипломатии.
настоящее зло простое, как автоматика:
пуля, жесткий курок, перещелк затвора.
свист ракет, нацеленных на мирный притихший город.

настоящее зло двухмерно, как лист бумаги
или тряпка - но тряпки отлично идут на флаги.

этому будут потом учить в детском садике, в младшей группе,
(Харьков, Буча, Херсон, Бородянка и Мариуполь):
зло - простое, как бешенство, плоское, словно бинт.
это все записано теми, кто старше нас, их сухими перьями:
если кто-то скажет, что хочет тебя убить -
(денацифицировав, осчастливив насильно и разбомбив) -
верь ему.